www.r-di.net Ростислав
Дижур
___________________________________________________________________________________________
ТЕАТР
В. Л.
Полупоклон вахтёрше отпустив,
Улавливая такт аккордов нервных,
Под еле слышимый речитатив —
Не останавливаясь — мимо костюмерных.
Где предначертано всему — изображать,
В самóм пристанище начал притворных,
Опять иду, пытаясь избежать
Кривых зеркал и колдовства гримёрных.
Ведь кем я только ни входил к тебе —
Послушником, шарманщиком, пророком...
Ещё порог не перейдя, я уступал в борьбе
Чужим достоинствам и не моим порокам.
Чью злую волю исполняю?
Чей каприз?
Что столько раз мне быть собой мешало?
Неужто впрямь — влияние кулис,
Дыханье зрительного зала?
Какой же материк сегодня под стопой?
Какого века ветер нынче свищет?
...Ну вот, опять не совладал с собой. —
Иду, гадая: принцем или нищим.
* * *
Звоню — и вновь издалека
Мне тётушка в ответ:
«Мой дорогой, болит нога...
Да-да, которой нет».
Утешу, зная, что всему
Отторгнутому — ныть.
Болящее и самому
Из сердца не избыть.
Кругом торги и маета.
Но где тот зримый свет?..
Болит, болит Россия — та,
Которой больше нет.
Другая Россия
1993
РЕФЛЕКСИЯ СТАЦИОНАРНОЙ ЗВЕЗДЫ
ИЗ
ГАЛАКТИКИ NGC 4594 (“СОМБРЕРО”)
1
Вот предел и радости, и свободы:
Плавиться и улетучиваться плавно...
Странно,
горение мнилось бесплодным,
Кажется, совсем недавно.
Нет, огонь, что из недр выслан,
Не исчезает;
по всем приметам,
Исполнено тайным смыслом
Перетекание тела в потоки тепла и света.
Ткань, пребывающая в разлёте,
В чём-то по-прежнему мне подвластна, —
С этим оттоком лучащейся плоти
Явно ширится внутреннее пространство.
Бывшее дальним сделалось личным,
Непостижимое — сокровенным.
Будто совсем не осталось различий
Между мной и Вселенной.
Космос как бы расположился во мне.
Кажется, обе среды —
внутренняя и бывшая вне, —
стали неразрывным целым.
Значит, пространство
можно понимать как собственное тело,
не имеющее предела
и делению не поддающееся...
2
И времена перестали граничить:
Мне отпущенное
и вечное — слили́сь;
Время, как мир, оказалось личным
И неделимым на даль и близь.
Ясно — гореть и впредь,
и не впервые.
Чувство подсказывает, что я
Мерно перетекаю в иные
Призванные к жизни формы бытия.
Эти новые центры горения
Также, вовне продлеваясь огнём,
Тоже, должно быть, в своих стремлениях
Космос охватывают, —
рассеиваются в нём.
Видимо, всё, что однажды пылало,
Выгорев, где-то пылает опять.
Все временны́е концы и начала
Сходятся,
чтобы в целом совпадать.
Дление, мнившееся быстротечным,
Стало казаться непреходящим, —
Время в сущности ничего не значит;
Иначе: присутствует повсюду
вечно длящимся «сейчас».
3
Видно, постигнуть не так уж сложно
Это горение — здесь и везде,
Одновременно — в будущем и в прошлом.
Знать бы:
мыслимо ли большее звезде.
Понято, в общем-то, очень мало. —
Скрыта причина Вселенной и цель:
Что послужило миру началом?
И что откроется в конце?
С личным — с телом — ясно: улетучусь,
Но как постичь природу моего огня?
Уже не кажется, что просто случай
Зажёг меня.
* * *
Со стороны надзор веду за тем,
Что не моё уже, и всё же не чужое, —
За телом стынущим, умрущим насовсем,
За истомившейся, бессмертною душою.
Уже со стороны на мир смотрю,
Стремясь узреть в существенном и в малом,
Что будет с ним в последнюю зарю,
С его духовным, творческим началом.
РЕФЛЕКСИЯ КАПЛИ,
ВИСЯЩЕЙ НА ШТЫРЕ
НА УРОВНЕ 92-го
ЭТАЖА
ЭМПАЙЕР СТЕЙТ БИЛДИНГ
Откуда
столь удивительный мир возник?
После каких превращений и странствий
Так сплотилась — кажется, только на миг —
Ожившая во мне
часть пространства?..
Эта, мне отпущенная, ткань
Явно небу принадлежала прежде, —
Просто иначе не объяснить
зыбкую грань
Между внутренней средой и внешней...
Знать бы ещё,
куда увлекает бриз.
Разные силы сошлись на мне как-то нелепо:
Одолевает — властно стремящая вниз,
А притягательней — тихо манящая в небо.
Что же меня удерживает на весу?
Может, само желанье парить?..
А чтó как
Значимей всё же не тяга суши внизу,
А сила родства с восходящим к небу потоком,
С этим лучом, что зажёг меня
и мною расцвечен весь,
С ветром, что выдувает меня и колышет...
Плоти и впрямь остаётся
всё меньше и меньше здесь, —
Всё ощутимей парение где-то выше.
* * *
Пожалуй, не было бы смысла временить
С уходом насовсем, уж путь затвержен,
Когда б не писем этих — к сердцу — нить,
Которая не отпуская держит.
Уехал — всё сказав, сведя с долгами счёт,
Со всеми и со всем простясь к тому же,
Но Вам пишу: «Мы встретимся ещё». —
Быть может, Вам я в самом деле нужен.
Не утверждаю, не даю обет,
Но как-то связан — больше, чем словами, —
С тех пор, как верю: не оставлю этот свет,
Не встретившись, не помолчавши с Вами.
...Смотрю, как ветер ветви теребит,
Слежу за небом, вглядываюсь в лица,
И голос некий посвящённо говорит
Об удивительном: что жизнь — продлится.
* * *
Геннадию Мирошниченко
Стихов, не продиктованных любовью,
Я не пишу — не тронут пустяки.
Так что же сердце донимает болью
И выстучаться просится в стихи...
Того, кто честен и дошёл до сути,
Коль не убьют, то вышлют, да взашей.
И вам досталось — от продажных судей;
От тех, кто предал; от тюремных вшей...
Тому, кто свой не нашим и не вашим,
А Небу, — не чураться и сумы.
Над ним и плут, и неуч покуражит,
И поглумятся важные умы.
Кто служит Высшему, идя своей дорогой,
Отбившись от натравленных собак,
Не должен зарекаться от острога.
Всё понимаю — мир устроен так.
Известно и́здревле, что все Ионы
Бывают за бортом, что в мире — течь.
И видно, не изменятся законы,
Чтоб первых среди лучших уберечь.
И всё-таки, пока достанет силы,
Не перестану мысленно просить,
Чтоб выдержали, напрягая жилы,
Чтоб не сдавались — обязались жить.
И строчки продиктованы не болью
Ещё от свежего в груди рубца,
А чувством солидарности, любовью
К поверенным Творца.
*
* *
Ты относилась к рифмам с недоверьем,
А я к расчётам снисходил, как сноб,
Но встретились — и стынули за дверью
Моё перо и твой осциллоскоп.
Казалось бы, что общего?
И что же.
Связало — не порушить и деля:
Мы так близки, мы до того похожи, —
Уже не разберу, где — ты, где — я.
Не прикоснуться лишь...
Но утром ранним,
Когда в России зá полдень, доднесь
«Ты
здесь?» — звучит родное, с предыханьем.
И отвечаю шёпотом: «Я
здесь».
Одну тебя как зов надмирный слышу —
Того родства, что разорвать нельзя.
С тобою — слышу, как нисходит свыше
Любовь, объемлющая всё и вся.
Слова и числа — частности, не боле.
А целое — от уз и до потерь,
От счастья встречи той до этой боли —
Поди перескажи, поди измерь...
У ОЗЕРА
Двоятся кипарисы, валуны.
Холмы — и те свой абрис в воду бросили, —
На берегу отчётливо видны,
Но так туманны, так размыты в озере.
Полоской преломлён береговой,
Двоится мир в чуднóй закономерности
На явный — воплощённый и живой —
И мнимый — отражённый на поверхности.
Живой — граничит с небом голубым,
Но кажется, и он — эффект зеркальности:
Трёхмерный отсвет высей и глубин,
Присущих неземной реальности.
РЕФЛЕКСИЯ ВСЕЛЕННОЙ,
ПЕРЕХОДЯЩАЯ В РЕФЛЕКСИЮ
СОЗДАТЕЛЯ
1
Пройти — объять — и стать самой
любовью...
Последний переход, похоже, и впрямь
таков.
Не только особь каждая, и вид,
и каждый из рассеянных миров,
что ввит в меня, горит во мне и тем
живит,
проходит путь от неодушевлённого
к исполненному чувством, —
но то же, видно, происходит с целым...
И всё же неясно, что ждёт
вживлённые в меня глубины,
и нет ли здесь подлога...
Скрыто и то,
продлится ли переживание во Вселюбящем, —
удастся ли совпасть с Единым
душой и сознанием.
Не мнится ли такая связь?
Не плод ли самообмана?
Ведь можно любое влечение
объяснить и без привлечения Бога.
Можно предположить,
что в переходе космической пыли
в одушевлённое
и дальше — в любовь — смысла немного...
Даже само оживление магмы
тоже, быть может, дело не Вседержителя:
просто были слепые причины,
которые упорядочили во мне
огненные пучины,
взяв на себя миссию Создателя...
Впрочем, нелепо усматривать случай,
В том, что мир
как нельзя лучше устроен для обитателей.
На то он и Вседержитель,
чтоб направлять и осмысливать всё.
2
Даже если отбросить доводы —
ввериться только чувству, —
ясно: не выгорю всуе.
Грядущее
открылось во многом.
И чувствую себя почти что Богом,
ведь только ему известна история будущего.
Чем объяснить внутренний рост —
понято тоже вполне.
Причина стремлений галактик и звёзд
сквозь хаос и выбросы плазмы — к жизни
неожиданно оказалась во мне.
Эти метаморфозы огня
выявили более чем связь
продлённого во мне
с продлившим меня божественным.
...А высшее блаженство,
действительно, в том, чтоб уйти в любовь, —
отцовскую — к порождённому,
сыновью — к Породившему, —
и пребывать живительным,
осмысленным и всеохватным чувством.
Помыслы,
путь пройдя от неверия до сомнений,
дальше — к свету — вышли.
Выяснилось, что я — вечная суть Всевышнего,
вживлённая материю.
Если открывшееся подытожить,
оно б теперь точней прозвучало:
я в мирозданье с миссией: его обóжить, —
развить до любви и вернуть Началу.
3
Взращивая всё и любя,
не сдерживая свободу разбега,
Начало зовёт к себе, в себя;
сначала делает осмысленным,
а после — сопричастным и сопричисленным.
...Обособленного не осталось.
И обезличенный мир вникает в Божий,
где рефлексирует тоже...
Вновь переосмысленное
Эго,
утратив самость и отличия,
помалу рассредоточилось в любви, —
распространилось и вобрало
даже то, что казалось нездешним.
В душе
нет ни внутреннего, ни внешнего.
И чувство не делится уже
на отцовское и сыновье:
и полнит мир, и возвращается любовью.
____________________